Явление Анфисы Ануфриевой — долгожданное знамение искусства Будущего, предтеча грядущих перемен в культурном космосе.
Художнице семь лет, это самый юный художник в мире за всю его историю. Отличие его от рисующих сверстников — в осознанном выборе профессии художника. Причем выбор этот был генетически предопределен. Мать Анфисы, Катюша Чалая, приходится двоюродной внучкой Вере Мухиной. Отец, Сергей Ануфриев, происходит из древнего художественного рода, уходящего корнями в глубь веков. Из его далеких предков известны итальянские масоны, построившие Московский Кремль в 15 веке.
Родилась Анфиса в 2006 в Москве, на Сухаревке, первые четыре года росла на Курской, путешествуя на родину отца — в Одессу, то к бабушке на Кубань, то в Петербург, Киев, или в Индию на зимовку. Впечатлений было более чем достаточно для реализации чуткого эстетического строя и яркого художественного темперамента. Прибавим к этому нахождение в мире природы и искусства, духовного поиска, развитие в самой сердцевине динамичного культурного континуума, всестороннее образование в гуще художественного сообщества, артистический дар, красоту и обаяние.
Анфиса, львица по зодиаку, фото- и -киногеничная, с детства отличалась мудростью и философским складом ума. В пять лет на вопрос Сергея Бугаева-Африки, «Анфиса, кого ты больше любишь из братьев — Тиму или Федю?», Анфиса, не задумываясь, ответила: «Вообще-то, я люблю только одного Бога».
Анфиса — значит «цветущая».
В рисунках маленькой художницы можно проследить бурное становление её стиля.
С 1 года до 2-х — чистая абстракция, чувственная с преобладанием цветового пятна над линией и контуром. Уже тогда интуитивно проявляется композиционный талант, что и наделяет эту живопись зачатками смысла.
С 2-х до 5-ти — чисто фигуративный, изобразительный период, где все усилия тратятся на передачу деталей и контуров, что порой идет в ущерб композиции и изобразительности в целом. Предметность преобладает над пространственностью, обстановка над компоновкой, фигуры не имеют фона. Но постепенно складывается представление о пейзаже и интерьере, сознание становится более контекстуальным.
С 5-ти до 7 лет — появление декоративных элементов, их разработка в паттерны и применение их для передачи смысла, формирование символического ряда и стиля, что свидетельствует о зрелом художественном мышлении эстетического организма. Полное незнание традиционной профессиональной техники не мешает автодидакту уверенно находить интереснейшие решения там, где ремесленно подготовленный профессионал вообще не ставил бы задач.
Подлинным дебютом для автора, вышедшего на живописный формат, пищущего краской по холсту с эскиза, стала работа «Ащущения Другова», показываящая взаимосвязь Хаоса и Космоса, механику взаимных превращений образно-символического строя в Неведомое и Непознаваемое.
Опубликованная в Сети, картина вызвала множество откликов и сделала Анфису заметным и самостоятельным автором, смело заявляющим в искусстве о примате субъективного начала, соединяющего нас с космическим, универсальным началом.
«Внутренний» путь ведёт на просторы, ещё не освоенные нашей цивилизацией, направленной на освоение мира внешнего. Такая однобокая направленность без учёта изначально определяющей роли «внутреннего» мира, приводит цивилизацию либо к гибели, либо к трансформации, направляющей её на диалектический путь спирального развития противо-векторов — внутрь и вовне.
Глубины космоса аналогичны суб-атомным структурам, мега-макро-кластеры отличаются от супер-микро-частиц лишь по шкале размерностей. По последним выводам космологии, Вселенная «стационарна», т. е. энергия распределена в ней равномерно.
Вмешательство «внимания» в результате субъектно-объектного разделения мира вызывает «эффект наблюдателя», нарушающий эту равномерность.
Завихрения «торсионого поля» (в котором энергия движется быстрее света, мгновенно, аннигилируя саму континуальность) создают энерго-сгустки, образующие материю.
Разрежённость между объектами формирует континуум (протяжённость пространства- времени). Отсюда проистекают условия, тормозящие интенсивность процессов и
динамику метаморфизма, до состояния глобальной инерционной системы, которую мы называем «согласованной реальностью».
Но творчество юного следопыта «ранней Вселенной», ещё не вышедшей из «Времени Сновидений», показывает, что Хаос не просто осциллирует с Космосом. У этой осцилляции есть Центр, или Ось, относительно которой происходят колебания по «фрактальной шкале».
СИМВОЛ — средоточие процесса, единственное, что можно с уверенностью постулировать как нечто уникальное и неповторимое в «матрёшечной структуре» аналоговых размерностей.
Интуитивно автору удаётся выразить символ на концептуальном уровне в работе «Замки». Континуум символизирован сеткой, в центре коей — амбарный замок, в ячейках сети — ключи на разноцветных подвесках. Автору не известно, какой именно из ключей открывает замок. Важно не знание, а демонстрация самого принципа кодировки, установки паролей и шифровки, как основ изобразительно-символического языка.
Другая концептуальная вещь — «ИНЬ-ЯН», использует в качестве элемента смыслового кода сам символ превращения — Инь-Ян. Фрактальный принцип организации символа раскрыт по цветовой и размерной шкале, добавляя к двух-мерной графеме ещё два измерения — Глубину и Время. Символ трансформации развёрнут в своём
трансформативном аспекте, что аналогично реализации пословицы : «Врач, исцелися сам!». Здесь символ вывернут концептом наружу, подобно оборотню на операционном столе, распятому зонтиком и швейной машинкой «Зингер». Он застигнут в сокровенный момент превращения.
В семилетней девочке скрыто Безжалостное Око, препарирующее иллюзию действительности, прорубающее прямо в корень. Но при этом всё творится с улыбкой, со стремлением к красоте, вплоть до матиссовских (по насыщенности) розовых тонов.
Всё подано изящно, по-девичьи легко и непринуждённо, свободно и без усилий, с избыточными тонкостями, вроде спиральных завитков, полускрытых красочным слоем и мерцающих сквозь него, карандашных линий на белом холсте рядом с плотной живописью, яркими сигнальными пятнами и точками. Но в этом нет никакой манерности, вялости, вычурности или излома. Картинка по-первобытному свежа, и, как эмбрион совершенства, просвечивает грядущей античной грацией.
Таков «Шахматный бой», где встречаются дискретное сознание рацио-логического левого полушария и континуальное сознание мистериально-интуитивного правого полушария мозга. Вместо схемы или картинки сражения мы видим два ряда фигур, меж коими распростёрто во всё поле ОКО. Его радужка изображено аспективно, в виде двух фрактальных глаз с радугой из семи зрачков. С правой стороны ОКА выстроены два ряда необъяснимых, ни на что не похожих компонентов, определить смысл которых не может даже сам автор.
Подобна этой и работа «Главная Тайна», где также происходит сингулярная встреча двух полушарий, с уходом во фрактальную N-мерность. Левое, черно-белое поле образовано компактными и растянутыми знаками превращения (Инь-Ян), правое цветное поле синтезирует радугу, которая с полосатой ч/б тенью образует знак летящий птицы, оторвавшийся сразу от двух стай (семио-фракталов).
Подключенность автора к энерго-инфо-полю позволяет ему изобретать визуальные коды, вплоть до своей письменности (серия «Волшебный алфавит»), представляющей знаковую систему, находящуюся в постоянном изменении.
Если русский алфавит менялся за 1000 лет всего 3 раза, и не очень сильно, то Анфисин алфавит может менятся каждый день совершенно кардинально. Такое «фрэш-письмо» более значимо эстетически, нежели функционально, и может быть названо «графо-мантикой», либо записью Оракула, гаданием на буквах, концептом Книги Перемен, в котором все знаки меняются, где перемены (превращения) происходят в сфере способов выражения их смысла.
Трансформация информации, динамика формирования её элементов «здесь и теперь» характеризуют её как проявление языка Бессознательного. Правополушарная письменность, декларируемая Анфисой, придаёт шарм и подлинность её ошибкам в нормативной письменности.
Фрейд говорил: «Ошибка - путь к Истине». Быть может, в этом и кроется Главная Тайна Анфисиных работ?
И всё-таки, где же спрятан Золотой Ключик от её души? Мы можем лишь заглянуть туда через замочную скважину и увидеть волшебный театр её Мечты.
Интересно, что в картине-инсталляции «Театр» нарисована не сцена, а зрительный зал.
Это точка зрения профессионала, обозревающего эстетический горизонт в его разрезе.
Анфиса — не зритель, она — на сцене.
Как-то папа спросил её: «Анфиса, а ты хотела бы быть царицей?» — «Нет, папа, мне нравится больше роль художницы!» — «Но я ведь говорю не о роли, а о том, что может быть на самом деле!». И тут дочь удивлённо смотрит на отца и произносит : «Папа, но ведь жизнь — это кино! И мне в нём нравится именно роль Художницы!»
Сергей Ануфриев, Одесса, 2013_
© 2013 Фонд Сатурналий